Толкнув его в грудь, чего делать даже не собиралась, я по памяти побежала к двери, и почти сразу оказалась перехваченной и прижатой к стене, с закрученными за спиной руками, из груди вырвался неизбежный вопль.

– Больше нет смысла строить из себя тихоню, я чувствовал твое желание и сейчас чувствую. – Лизнув мочку моего уха, он спустился ниже по изгибу спины, проводя рукой вслед за языком, вниз и обратно, вся моя кожа покрывалась мурашками от этого, и внизу живота зарождалось то, чего я не хотела знать рядом с этим человеком. Запустив руку мне в волосы, он слегка сжал ее на затылке и резко развернул мое лицо к себе, я тут же закусила губу, чтобы не издать ни звука. Здесь он не знал, кто я, и я имела полное право на сопротивление, поэтому двинула его в отместку, но тот перехватил мое запястье, одной рукой он сжал мне лицо, а другой прислонил мою ладонь к чему-то твердому, внушительно большому и горячему. Я буквально чувствовала его пульсацию под своими руками, от этого внизу живота снова заныло, и у меня даже слезы к глазам подступили, потому что я не могла и не хотела идти на поводу у своего мерзкого организма.

– Ты делаешь это раз за разом, когда приходишь сюда. Я чувствую тебя, даже не видя. Твой гребаный запах, словно преследует меня. – Голос звучал пугающе, срываясь на хрип, как у голодного животного. – И я не собирался трахать тебя. – Его хватка на моем лице ослабла, и рука упала, к ключице, проводя вниз плавную, едва ощутимую линию. – Но вы, мать твою, даже пахнете одинаково. Поэтому. Ты будешь моей эксклюзивной шлюхой.

Я попыталась вырвать свою руку из его, но он сильнее сжал ее, а другой переместился к шее и сильно надавил, я тяжело втянула воздух носом и приподнялась на цыпочках, дабы не лишиться дыхания. Мне захотелось плюнуть ему в рожу, ударить так сильно. Сделать что-то, что заставит его вдруг понять, что люди не могут принадлежать ему, что он не может делать со мной все, что ему вздумается, но все что я могла делать это – молча хлопать глазами, разыскивая в темноте чужой силуэт.

– Послушай, маленькая дрянь. – Процеживает сквозь зубы. – Я могу раздавить тебя одной этой рукой.

Я не двигаюсь, не сопротивляюсь, но понимаю, что прав. Если чуть сильнее надавит на мою шею, она просто сломается. И я хочу закричать ему в лицо, какой он мерзкий подонок, но за молчание плачу́ слезами, которые уже жгут глаза, а затем одна срывается и щекочет кожу щеки. Не знаю, по какой причине, но через пару секунд хватка на шее ослабляется. Не отпускает, но уже не больно.

Мужчина опускает ниже другую руку, проводя по бедрам, задирая тонкую ткань юбки. Его пальцы гладят кожу у резинки трусов, а затем спускаются ниже, дергая за самые сокровенные рычаги в моем теле. Я чувствую легкий прилив жара, когда рука мягко скользит между моих ног, и когда ритм ускоряется, и пальцы больше не кажутся такими нежными, я прогибаюсь слегка назад, и громко вздыхаю, не успев сдержаться.

– Ты такая мокрая. Я хочу, чтобы ты потрогала себя.

Он убрал мою руку, которую все это время прижимал к ширинке своих штанов и подвел ее к моим трусам, слегка нажимая там, где недавно были его пальцы, я почувствовала мокрую ткань между ног. И когда мужчина отодвинул трусики немного в сторону, обе руки, моя и его оказались в пламени моей кожи, которая ко всему, начала пульсировать, я ненавидела то, какие ощущение это приносило.

Музыка давно закончилась и теперь в комнате слышались только мои сдержанные вздохи, затем что-то щелкнуло, это было похоже, словно пуговица на джинсах расстегнулась, я не могла сконцентрироваться, не могла вытащить руку из своих собственных трусов, в момент, когда ее с такой властью прижимали сильные руки, все настырней и настырней, быстрее. Я никогда не трогала свое тело в таком смысле, я никогда не знала, как это чувствуется, когда другой человек ласкает мою плоть. У меня даже колени в один момент задрожали. Это было не так, как в прошлый раз. Этот человек уже делал нечто подобное со мной, касался меня через джинсы и, я думала, что схожу с ума, я хотела, чтобы он закончил начатое и тогда и сейчас, но признаваться себе в этом было стыдно, до сих пор стыдно. Я все еще хотела его пнуть и убежать, но наши руки в моих трусах, которые то нежно гладили, то с силой надавливали так, что в кончиках пальцев отстреливало, не позволяли мне этого сделать. Самое ужасное, что я и слова не могла проронить, боясь быть узнанной.

– Нравится? – Кажется, он стал еще ближе, его жар ощущался, как мой собственный. Он прижал меня своей грудью к стене, когда его ладонь сжала мою и ускорилась, мои ноги подкосились. Я глубоко задышала, и мне казалось, что это еще не все, но пламя поднимающееся вверх по телу, резко оборвалось и этот подонок вытащил наши влажные руки из-под моей юбки и сунул их в свои трусы, кладя мою ладонь прямо на свою эрекцию.

Он был такой твердый и горячий, что внутри меня снова все начало пульсировать, и, кажется, он был больше, чем я могла себе представить.

– Потрогай его, как трогала себя.

Я сглотнула ком. Меня ужасал тот факт, что я бы хотела не только его потрогать, но эти мысли я отгоняла, как надоедливых мух. Я не хочу. Не умею. Катись на все четыре стороны, мерзавец. Это то, что я могла бы сказать, но вместо этого я осторожно провела вверх по его пульсирующей плоти и услышала легкий смешок, отчего даже вздрогнула. Я выдернула руку из трусов, и поняла, что больше никто меня не удерживал. Только горячее дыхание скользнуло по уху, вызывая мурашки и дьявольскую злость.

– Мерзкая шлюха.

Я даже не знала, где искать свой топ, да и плевать на него хотела. Со всей силы, что у меня была, я двинула эту сволочь и, нащупав рукой дверь, выбежала из ВИПки.

* * *

В костюмерную я вбежала, как ошпаренная, несясь через длинный коридор, прикрывая руками грудь. Там меня, конечно же, Алена встретила с кучей вопросов, на которые я не хотела отвечать, которые даже не слышала, в голове шум стоял, сердце все еще колотилось где-то у горла. Быстро переодевшись обратно в свои вещи, я направилась к выходу, чтобы как можно скорее отсюда выбраться, потому что не дай Бог, этот мерзавец сейчас сунется в костюмерную или же того хуже поедет «домой». Подставлять ни себя, ни Милу я не горела желанием.

Уже на выходе я остановилась, точнее Аленка дернула меня за руку и попросила объяснений. А что тут объяснять? Этот человек паразит, мерзавец и подонок, у меня до сих пор уши огнем горят, пальцы дрожат, я с трудом оделась.

– Если он придет снова, скажи, что я умерла, исчезла, не знаю, что угодно!

– Макаренко, что ты натворила?

– Можешь меня уволить, если он сунется снова. – А он не сунется, в этом я почему-то была уверена. Он поиздевался надо мной, посмеялся над моим идиотизмом, над тем, что я так сильно стараюсь контролировать, но у меня плохо выходит. А еще меня не покидала мысль, что сегодня он абсолютно точно знал над кем смеялся, поэтому каждую секунду пути до «дома» я подгоняла водителя такси, даже не реагируя на, и без того, высокую скорость.

У ворот никого не было, я продолжала звонить в дверь несколько минут, пока она не открылась, там меня встретила Мила.